Затворник из горной твердыни [= Человек в высоком замке] - Филип Дик

Сколь далеко, сколь ужасно далеко завела его магия вождя. И что же она из себя представляла теперь, когда поставлена последняя точка в этой невероятной летописи, в этом путешествии из стоявшего на отшибе захолустного городишки в Австрии, через гноящееся нищенство в Вене, кошмарные муки в ее клоаке, через политические интриги, основание партии, к штурвалу канцлера, к тому, что на какое-то мгновенье показалось тогда почти что господством над всем миром.

Карл теперь все понимал. Это чудовищный обман. Адольф Гитлер лгал всем им. Он увлек их пустыми словами.

Но пока что еще не поздно. Мы разоблачили твой обман, Адольф Гитлер. И мы теперь понимаем, в конце концов, цели, к которым ты стремился. Цели партии нацистов. Установление чудовищной эры убийц и мегаломаниакальных фантазий — вот в чем они состояли. Вот в чем.

Повернувшись, Карл побрел прочь от безмолвного гроба…»

Рейсс закрыл книгу и некоторое время неподвижно сидел. Несмотря на все свое отношение к прочитанному, он расстроился. Следовало бы посильнее прижать этих япошек, решил он про себя, чтобы пресечь распространение этой гнусной книги. Фактически, они откровенно умышленно потворствовали росту ее популярности. Ведь вполне можно было арестовать этого — как его там? Абендсена. Их влияние на Среднем Западе огромно.

И вот что больше всего его расстроило. Смерть Адольфа Гитлера, поражение и уничтожение Гитлера, партии и самой Германии, как описано в книге Абендсена… все это было сделано с этаким необыкновенным пафосом, скорее даже в старинном духе, по сравнению с тем, что происходило в реальном мире. Мире германской гегемонии.

Как могло так случиться, задумался Рейсс. Неужели это все сила писательского воображения?

* * *

Этим романистам известен миллион всяких фокусов. Взять, к примеру, доктора Геббельса, то, как начинал он, занимаясь литературой. Обращаются к самым сокровенным желаниям, которые таятся в любом человеке, независимо от внешней респектабельности. Да, писатель знает человеческую натуру. Знает, насколько никчемны все эти людишки, чье поведение определяется работой желез в мошонке, которые со страху не знают, в какую щелку забиться, предают любое дело по причине своей алчности — все, что остается сделать писателю, это бить по барабану — а тот знай себе, откликается. А он, писатель, смеется, разумеется, втихомолку над тем эффектом, который производит.

Как он играет на моих чувствах, размышлял Рейсс, взывая к ним, а не к интеллекту. И, естественно, он намерен получить за это соответствующую плату — в деньгах все дело Очевидно, кто-то надоумил этого «Хундсфотта», проинструктировал его, что именно надо писать. Они напишут что угодно, когда знают, что им за это заплатят. Подбрось им любой набор бредней, а уж публика проглотит любое вонючее варево, если его соответственно подать. Где вышла эта пакость? Рейсс внимательно осмотрел книгу. Омаха, Небраска. Последний рубеж издательской индустрии прежних плутократических Соединенных Штатов, некогда располагавшейся в центральной части Нью-Йорка и оплачивавшейся еврейским и коммунистическим золотом…

Может быть, этот Абендсен — еврей?

Они все еще продолжают пытаться отравить нас. Это жидовская книга. Он с яростью захлопнул «Саранчу». Настоящая фамилия его, скорее всего, Абендштейн. Безусловно, СД к этому времени уже познакомилась с этой книгой.

Нет никакого сомнения в том, что нужно обязательно послать кого-нибудь в Скалистогорные Штаты нанести визит герру Абендштейну. Интересно, получил уже Краус фон Меер соответствующие инструкции на сей счет? Скорее всего, нет из-за неразберихи в Берлине. Все слишком заняты своими домашними делами.

Но эта книга, пришел к заключению Рейсс, очень опасна.

Если в дно прекрасное утро Абендштейна найдут висящим под потолком, это будет отрезвляющим предупреждением любому, кто мог попасть под влияние этой книги. Последнее слово должно остаться за нами. Мы должны написать послесловие.

Для этого потребуется, разумеется, человек белой расы. Интересно, что в наши дни делает Скорцени?

Рейсс задумался, еще раз перечитал написанное на суперобложке. Этот кайк забаррикадировался в своем рыцарском замке. На дурачков рассчитывает, что ли? Того, кто пойдет достать его, это никак не остановит.

А может быть, это неразумная затея. Книга-то ведь, в конце концов, уже напечатана. Теперь уже слишком поздно. Да и территория эта находится под японской юрисдикцией… Эта желтая мелюзга поднимет ужасный гвалт.

Тем не менее, если бы только это проделать с умом, подготовившись соответствующим образом…

Фрейгерр Хуго Рейсс сделал пометку в настольном календаре. Переговорить на эту тему с генералом СС Отто Скорцени, или, что еще лучше, с Отто Олендорфом из III управления Госслужбы безопасности. Разве не Олендорф возглавлял Эйзентатц-группу Д?

И тогда вдруг как-то неожиданно, без всяких видимых причин, он испытал подлинный приступ бешенства. Я думал, что все это уже закончилось, сказал он самому себе. Неужели так будет продолжаться вечно? Война уже давно завершилась. И мы полагали, что тогда же покончено и со всем этим. Но вот затем фиаско в Африке, это безумное воплощение Зейсс-Инквартом планов Розенберга.

Этот герр Хоуп прав в своих шутках относительно наших встреч с марсианами, подумал Рейсс. Марс населен евреями. Они нам видятся даже там. Даже, когда у них две отдельные головы и рост в один фут.

У меня есть масса повседневных обязанностей, решил он. У меня нет времени на любые безрассудные авантюры, на посылку эйнзатцкомандос за Абендсеном. У меня своих забот по горло — от встреч с немецкими моряками до ответов на шифрованные радиограммы. Пусть кто-нибудь повыше выйдет с инициативой подобного рода проектов — это их прямая обязанность.

Ведь если бы я раздул это дело, а оно не выгорело, то нетрудно представить, где бы я уже был — в заключении где-нибудь в Восточном генерал-губернаторстве, если не в газовой камере под струей Циклона-Б, цианистого водорода.

Протянув руку, он тщательно зачеркнул пометку на листе своего настольного календаря, затем вырвал его и сжег в керамической пепельнице.

Раздался стук, и дверь в кабинет отворилась. Вошел секретарь с пухлой пачкой бумаг.

— Речь доктора Геббельса. Полный текст. — Пфердехуф положил листы на стол. — Вы должны прочитать ее. Прекрасная речь. Пожалуй, одна из его лучших.

9

После двух недель почти непрерывной работы «ЭДФРЭНК — ЮВЕЛИРНЫЕ ИЗДЕЛИЯ НА ЗАКАЗ» закончила первую партию своих изделий. Они были выложены на двух демонстрационных дощечках, обтянутых черным бархатом, и все умещались в квадратной плетеной корзине японского происхождения. А еще Эд Маккарти и Фрэнк Фринк изготовили фирменные открытки. Для этого они использовали ластик из искусственного каучука, на котором вырезали название фирмы. С такой матрицы они отпечатали текст красной краской на открытках, а завершили их изготовление с помощью накатки из детского игрушечного печатного набора. Эффект — а они использовали высококачественную цветную плотную бумагу для рождественских открыток — оказался потрясающим.

Во всех отношениях работа была ими выполнена вполне профессионально. Тщательно осматривая свои ювелирные украшения, фирменные открытки и демонстрационные доски, они так и не заметили признаков любительской работы. И почему они должны быть, — задумался Фрэнк Фринк, — ведь мы же оба профессионалы. Пусть и не настоящие ювелиры, но в тонком слесарном деле точно мастера на все руки.

На демонстрационных дощечках были выставлены самые разнообразные украшения: ручные браслеты из красной меди, латуни, бронзы и даже из вороненой стали горячей ковки. Подвески и кулоны, большей частью латунные, отделанные серебряным орнаментом. Серьги из серебра. Заколки из серебра или меди. Серебро обошлось им совсем недешево. Даже серебряный припой заметно истощил их финансовые ресурсы. Еще они приобрели некоторое количество полудрагоценных камней для украшения булавок: причудливые жемчужины, шпинели, желто-зеленые нефриты, осколки огненных опалов. Если дело пойдет на лад, они еще попробуют золото и, возможно, мелкие бриллианты.

Именно золото могло бы принести им солидную прибыль. Они уже начали выискивать источники золотого лома: переплавленные ювелирные изделия, не имевшие художественной ценности, — это было намного дешевле, чем покупать сортовое золото. Но даже в этом случае переход к золоту требовал огромных средств. И все же одна золотая булавка принесет дохода больше, чем сорок латунных. Они могли бы запросить любую цену в розничной торговле за оригинально задуманную а соответственно исполненную золотую булавку — при условии, как на это указал Фрэнк, что вообще их изделия будут пользоваться спросом.

Пока что они еще не пробовали что-либо продать. Они решили, как им казалось, главные технические проблемы, сколотили верстаки и установили на них электроприводы, смонтировали приспособления для гибки и навивки, шпинделя для наждачных и полировальных кругов. По сути они располагали полным набором доводочных устройств, начиная с грубых сталепроволочных и медных щеток и кончая превосходными полировальными кругами из фетра, кожи, льняного холста, замши, которые можно было еще покрывать различными компаундами, начиная с корундовой крошки или пемзы и кончая наиболее мелкодисперсными пастами.